Трудности современного душепопечения 

Мы живем в противоречивую и смутную эпоху. Противоречивость присуща уже самому феномену «духовного возрождения России», о котором сегодня так много говорят. Противоречивость или скорее парадоксальность нынешнего российского духовного возрождения заключается в том, что оно происходит на фоне духовной катастрофы. Чем объясняется такая, казалось бы, взаимоисключающая одновременность? Неисчерпаемыми духовными потенциалами русских людей или универсальностью действия знаменитого закона, согласно которому с умножением греха преизобилует благодать (Рим. 5,20)?

Вот какую картину нарисовал в одной из своих статей прот. Дмитрий (Смирнов): «Ездя по России, повсюду видишь: все разорено, земля и люди изуродованы так, как будто прошла какая-то чудовищная война… То есть, наши прекрасные города невозможно узнать, наша прекрасная страна превратилась в полную помойку. А во что превратилась доблестная, непобедимая русская армия, во что превратилась наша славная милиция, которая защищает только саму себя, во что превратились наши дети, что из себя представляют наши внуки? Где у нас счастливые семьи, где у нас дети, которые любят своих родителей, которые им послушны? Это исчезло полностью, и с каждым годом деградация идет дальше»[1] … И сегодня, добавлю я от себя, духовное, психическое и физическое состояние нашего общества определяется критическими пороговыми показателями, делающими весьма проблематичными с точки зрения экспертов усилия, направленные на перелом ситуации в сторону оздоровления общества. К примеру, у нас сейчас одни из самых высоких по миру показателей наркомании, алкоголизма, самоубийств, абортов. А с другой стороны, «небывалый за всю историю христианства рост монастырей и открытие новых приходов, появление новых церковных учебных заведений, возрождение церковного пения, иконописи, архитектуры».[2] Вот таков исторический и духовный контекст, в котором приходится нести свое пастырское служение современному российскому священнику.

Не есть ли такое вроде бы несовместимое совмещение или, лучше сказать, наложение друг на друга процессов распада и возрождения признаком наступившей апостасии, под знаком которой, по свидетельству многих авторитетных богословов и духовников живет сегодняшний мир? «Трудные времена, – пишет арх. Аверкий (Таушев), – мы сейчас переживаем, каких, по-видимому, никогда еще не было в истории христианства, ибо это явно наступивший период «апостасии» со всеми своими характерными признаками»[3]. Апостасийная, антихристианская эпоха характеризуется также процессом изощренных подделок и подтасовок, при котором антихристианские «добродетели» до неузнаваемости маскируется под христианские, имеют как бы своих «двойников», и каждая христианская ценность внутренне переосмысливается и как бы раздваивается на два противоположных по духу полюса, так что двоятся понятия любви, смирения, послушания и проч. И трудно в этой духовной неразберихе созидать свое спасение, не говоря уже о том, чтобы помогать созидать его другим. «Семьдесят лет советской власти с оголтелой антирелигиозной пропагандой не могли пройти бесследно. Оторванность от православной традиции ощущается очень остро и болезненно, и это касается не только церковной, но и обыденной жизни. Мы разучились распознавать, мы потеряли критерии различения добра и зла»[4]. Вот – основная трудность современного пастырского душепопечения, коренящаяся в апостасийном характере современной эпохи. Она порождает и все остальные трудности. «Что являет собой этот мир под действием нынешней воинствующей апостасии? Мир захлебывается в аморальной грязи, содрогается в предсмертных судорогах греха безбожия. Может ли духовно-зрячий пастырь не видеть, какое пагубное влияние имеет этот мир и на судьбы русского православного пастырства»?[5]

Да, на фоне современного европейского кризиса веры, когда продаются с молотка десятки, сотни опустевших христианских храмов (на сайте только Пльзеньской (Чехия) католической епархии продается более 50 храмов) неуклонное увеличение количества монастырей и храмов в России выглядит бурным религиозным ренессансом. Но это только «на фоне». На самом деле с религиозным подъемом у нас не все так просто. Души тех, кто пришли в храм, вернее сказать, смогли дойти до храма через шквал обрушившейся на их головы современной тотальной пропаганды греха, томимы не только духовной жаждой, но и последствиями греховного, зачастую тяжелого греховного прошлого. Современное шквальное, почти беспрепятственное распространение всех, в том числе и самых изощренных форм греха было подготовлено прошлой атеистической эпохой. Причем современным духовникам приходится иметь дело с такими греховными ситуациями, которые раньше не встречались в их духовнической практике или, по крайней мере, встречались крайне редко (например, наркомания). «Нынешние чада Церкви совершенно особые, порождение всеобщей апостасии, они приходят к духовной жизни, отягченные многими годами греховной жизни, извращенными понятиями о добре и зле»[6]. Какие-то традиционные пастырские схемы, рассчитанные на паству прошлых веков, или, по крайней мере, прошлого века,  уже сегодня во многом недейственны. Как-то Оптинский старец Нектарий ответил своим духовным чадам, жаловавшимся на то, что дети после отмены преподавания Закона Божия в школах стали непослушными, грубыми, дерзкими: «Подождите, еще такие волчата и собачата вырастут»… Современное массированное  и всеобъемлющее растление молодежи, охватывающее школы, институты, улицу, культурные ареалы ярко свидетельствуют о исполнении этих слов. Сегодня уже приходится слышать, что молодежь становится неуправляемой. В каком-то смысле это можно сказать и о современной пастве, формируемой из современной молодежи. «Из нас никто уже почти не способен отдаться целиком внутренней, духовной работе, и едва находится такой, кто хоть десятую часть своей жизнедеятельности чисто и без остатка посвящает Богу. И никакими нажимами и требованиями невозможно принудить человека отдавать больше … Насилие лишь вызовет бунт, крайний протест и, может быть, человек вовсе побежит вспять».[7]

Вообще, леность к духовной жизни – от нечуствия греха, который стал в наше время «обычным», «привычным». На лозунгах типа «бери от жизни все» воспитываются сегодня целые поколения. «Некоторые из недавних исследователей нашей современной жизни назвали молодежь сегодняшнего дня поколением «мне», а наше время «веком нарциссизма», характеризуемым поклонением себе и обожанием самого себя, что мешает развиваться нормальной человеческой жизни. Другие говорят о «пластмассовой» вселенной или фантастическом мире, где сегодня живет такое огромное количество народа, неспособного стать лицом к реальности окружающего мира или приспосабливаться к ней, или обратиться к своим внутренним проблемам»[8]. Современная установка на жизненный комфорт диаметрально противоположна нормам христианской жизни с ее аскетизмом. Грех сейчас стал столь привычен, что в рамках его многие современные христиане устанавливают уже для себя если не «безгрешные», то хотя бы «нейтральные» зоны: например, курить сигареты «можно», это «не мешает жить», а курить анашу «нельзя», а впрочем «можно», если «по чуть-чуть». Героин употреблять «нельзя», а «экстези» «можно», «даже школьникам». «Часто приходится слышать: баптисты не пьют, баптисты не курят, баптисты не бесчинствуют, а нашим православным людям и в голову не приходит, что есть такие простые вещи, которые всякий может исполнить … Более того, эти вещи большинством наших соотечественников совсем не воспринимаются как простые и обязательные к исполнению. Особенно сейчас, в последнее пятнадцатилетие, когда на Россию обрушилось испытание свободой, которая большинством воспринята как безответственность и потворство плоти и страстям».[9]

Главная проблема современных чад, с которой приходится считаться современным пастырям – это неумение и нежелание терпеть скорби душевные и физические, как последствия греховной жизни. Современный человек к работе над собой, к борьбе с грехом подходит с привычной для него потребностью получить «все и сразу». Но, столкнувшись с реальностью долгой и «нудной» работы над собой он быстро охладевает. Его жутко пугают «сроки». «И все эти трудности – необходимость трудиться, терпеть, смирять свою самость – становятся для многих, привыкших искать в жизни только радости и удовольствия, препятствием к продолжению духовной жизни»[10]. Сегодня почти уже нереально повторение классических житийных ситуаций быстрого, зачастую чудесного духовного становления. Любой грех требует времени для покаяния. И чем серьезнее грех и продолжительнее время пребывания в нем, тем большие сроки требуются для покаяния и очищения. А мы видим, что с каждой эпохой, а теперь, наверное, уже и с каждым годом, разрушительная сила греха увеличивается. И как никогда сегодня требуется это драгоценнейшее христианское качество – терпение – и как никогда его-то как раз у современных христиан и не хватает. И в первую очередь необходимо это качество пастырям-духовникам. Они должны запастись терпением на долгие, долгие годы, потому что плоды их духовничества сегодня не так эффектны, не так обильны, а главное не так скоры, учитывая тяжелые степени обладания современных людей грехами, причем зачастую такими трудно исцелимыми как пьянство, наркомания, различные формы блуда. Покаялся и снова впал в тот же самый грех, опять покаялся и опять согрешил – такова обычная «практика» современных чад. Она создает неизбежную современную пастырскую «рутину». И сам духовник может впасть в уныние от собственной «несостоятельности» и даже потерять веру в исправление своего «трудного» чада. И тут-то ему и может помочь великая добродетель терпение со своими спутниками –  верой, надеждой и любовью – и еще его умение вселить эту троицу добродетелей в души своих чад, несмотря на все трудности их покаянного пути.

Воспитание на принципах сначала советского, а теперь уже и совсем «безудержного» гуманизма развивает в современных людях гордыню и самолюбие чуть ли не до паталогических форм. Современные подвижники благочестия свидетельствуют, что в наше время почти уже утрачено сложнейшее искусство аскетической брани с гордостью и тщеславием. «Сейчас время особого расцвета диавольского недуга гордости – матери всех греховных страстей, – писал еще в 60-х годах арх. Аверкий (Таушев), – и всех проистекающих из нее пороков: самолюбия, самомнения, обидчивости, злопамятства, мстительности, тщеславия, славолюбия, самопревозношения …Неудивительно, что и паства у нас теперь очень трудная, весьма трудно поддающаяся христианскому наставлению и вразумлению, своенравная, самонадеянная, часто безнадежно-невежественная во всем, что касается нашей святой веры и Церкви»[11]. Гордость и самолюбие – основная причина всевозможных духовных и душевных проблем у современных христиан, а также неспособности их к ревностным, покаянным труда, какие могли совершать христиане прошлых веков. Сегодня особенно актуальными для нас становятся слова великого учителя Русской Церкви свят. Игнатия Брянчанинова о том, что скорби являются уделом христиан последнего времени. В современном мире, в котором откровенно и беспрепятственно насаждается грех во всех его формах, христианский подвиг в значительной степени затруднен. А по законам христианской аскетики недостаточность усилий по борьбе со «сластьми и похотьми» должна быть восполнена душевными скорбями. Поэтому удел многих современных людей – терпеть эти скорби душевные. А терпеть-то современное поколение «мне», как мы говорили выше, как раз и не приучено. Многие современные чада напоминают тех героев из евангельской притчи, к которым были адресованы слова Христа: «Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали» (Мф. 11, 17).

 Много душевных сил, выдержки и смирения нужно иметь современным духовникам, чтобы, терпеть своих непослушных, своенравных и капризных чад. Причем от послушания осталось одно только понятие, истинный смысл которого уже почти повсеместно утрачен. «Некоторые люди спрашивают совета не по послушанию и смирению, а от своей духовной лени, от нежелания принимать самостоятельно решения и быть ответственными за них перед Богом и людьми. Такими лицами руководит лукавое стремление переложить ответственность на другого, то есть на священника. Они рассуждают так: если священник ошибся, дал неверный совет, то он и несет ответственность за это, а я не виновен и не несу ответственности. Такая позиция есть искание легкого духовного пути под личиной послушания. В конце концов, она приводит к духовной порабощенности»[12].

А сколько душевного такта и гибкости нужно, чтобы, не задеть, не обидеть словом, даже взглядом и тем самым не оттолкнуть от себя некоторых не в меру обидчивых и мнительных чад. Но с другой стороны «недопустимо беспредельное снисхождение к грехам и беззакониям своих пасомых – из человекоугодничества или из боязни потерять свою популярность или по каким бы то ни было другим соображениям: не к лицу истинному пастырю столь похваляемая современными людьми «эластичность». Пастырь – не дипломат, а служитель Истины»[13]. И зачастую бывает трудно установить баланс между «необходимым минимумом» пастырской строгости и неизбежной в случае с современными чадами снисходительностью. Нередко снисходительность бывает не так опасна, как «принципиальность». Некоторые современные чада вот-вот готовы сорваться в уныние, даже в отчаяние. Чуть что, «мне не спастись», или «Господь оставил меня». И как важно здесь пастырям не забывать, что грех – это скорее болезнь, чем преступление.

Список литературы: