Газета "Боровский просветитель" № 3 (2011)
Поле Куликово
В страшном 1223 году ордынские полчища пришли на Русь. Пришли грабить и жечь нашу землю, убивать и уводить в плен людей. Тогда, в далеком 1223 году, в битве на Калке, русские князья, желая отстоять свободу родной страны, бились с татарами. Но бились каждый порознь, и потому никакая доблесть, никакая молодецкая удаль не смогли спасти русские дружины от страшного разгрома. В условиях ожесточенной борьбы за власть между удельными княжествами создание единого боеспособного войска было невыполнимой задачей. Более полутора столетий Русская земля томилась под властью Золотой Орды. Но постепенно она набиралась сил, готовясь сбросить с себя ненавистное иго.
В 1380 году Мамай принял решение пойти войной на Русь. К этому времени наша Родина уже в течение нескольких лет жила вполне самостоятельной жизнью, дань Орде не платила. Мамай хотел наказать непокорного московского князя, восстановить пошатнувшуюся власть над русскими землями. Вторжение татарских полчищ грозило неисчислимыми бедствиями: разорением целых княжеств, опустошением городов и волостей, сожжением и поруганием храмов, гибелью и неволей тысяч и тысяч людей. Но, самое главное, вторжение грозило утратой на долгие годы всякой надежды на освобождение из-под чужеземного владычества, неверием в собственные силы, в самостоятельное будущее. На Руси понимали: в смертельной схватке с Мамаем решается будущее народа, определяется русский путь на века вперед.
К этому времени явственно обозначился центр притяжения русских земель — Москва. Ее военная сила стала ядром нового общерусского войска. Великим князем на Москве в то время был Дмитрий Иванович. Ему-то и предстояло решить непростую задачу — сплотить разрозненные русские княжества.
Дмитрий Иванович понимал, что русские люди объединятся и пойдут на смертный бой с Ордой только в том случае, если увидят, что в этом есть благословение свыше. Но кто может это подтвердить? Только тот, кто имеет наивысший духовный авторитет. Таким человеком был игумен Троицкого монастыря Сергий Радонежский, великий молитвенник Земли Русской. Княжескому своекорыстию он противопоставил идею единения, высокой любви и самопожертвования во имя спасения Отечества. Воплощением такой любви служил образ Троицы — единства в Любви Бога Отца, Сына и Святого Духа.
Зная, что война с Ордой неизбежна, Дмитрий Иванович, и его правая рука, двоюродный брат, князь Боровско-Серпуховской Владимир Андреевич, отправились в обитель святого игумена Сергия. Было воскресенье, в Троицком храме шла Литургия. С тревогой в сердце вошли князья под сумрачные своды небольшого храма. Но во время Литургии ушло волнение, душевная смута, в душе воцарился мир, и пришла уверенность: «Надо принять бой». После службы игумен Сергий благословил Великого князя на битву с Мамаем и тихо, лишь ему одному сказал: «Иди смело, ты победишь». Можно себе представить, как был окрылен Великий князь. Но надо было еще передать это воодушевление огромному войску. И тогда великий князь попросил Сергия отпустить с ним в поход двух монахов. Эту просьбу исполнить было нелегко. Монашеский подвиг несовместим с подвигом ратным. Тем не менее, святой Сергий согласился выполнить эту просьбу, потому что понимал великую важность такого знака для всего русского войска. Он вручил двум инокам, Пересвету и Ослябе, вместо «шлемов золоченых» куколи схимников с нашитыми крестами и благословил словами: «Мир вам, братия моя, поборитесь, как добрые воины Христовы, с погаными татарами!»
Через некоторое время, в конце июля, в Москву стали приходить вести о движении Мамаевой Орды. Со спокойным мужеством встретил князь весть о начале войны. В Успенском соборе он долго молился перед образом Божией Матери, а встав от молитвы, послал за братом своим Владимиром Андреевичем, за русскими князьями и воеводами. Владимир Андреевич в то время находился не в Москве, а в своем удельном граде Боровске. Он тотчас же откликнулся на призыв брата и поспешил с дружиной в столицу. В Москву уже собирались союзные князья, приезжали из своих вотчин московские бояре и воеводы. Совет князей принял однозначное и бесповоротное решение: «Пойдем против сего безбожного и окаянного Мамая за правую веру христианскую, за святые церкви, и за вся младенцы и старцы, и за вся христианы». Волны патриотизма стремительно распространялись из Москвы по городам и весям Руси. Белозерцы и угличане, владимирцы и москвичи, ярославцы и костромичи перед лицом страшного врага вдруг ощутили себя единым народом, желая вступить в священный бой с врагом, в бой не на жизнь, а на смерть. Этот дух был первым залогом победы.
В подвластные Москве и союзные ей города были направлены грамоты с призывом: «Будьте готовы на брань». Всему войску предстояло собраться в Коломне на праздник Успения Пресвятой Богородицы, то есть 15 августа. Москва на глазах превращалась в военный лагерь. Пришли не только испытанные в боях воины и дружинники, но и ремесленники, торговцы, крестьяне. К середине второй недели августа в столице собралось большое войско. Никого не надо было ни подгонять, ни принуждать: все были как одна душа.
Под церковный звон и женский плач, теснясь в тучах пыли на московских улицах, войско двинулось на восток, на Коломну. Жены, матери, сестры старались высмотреть в людской гуще своих близких, понимая, что провожают их не на потеху молодецкую, а на смертный бой. От этого разрывалось сердце, холодела душа. Все безотрывно смотрели туда, где по обоим берегам Москвы-реки нескончаемым потоком текли и текли уходящие полки.
Коломна располагалась на наиболее вероятном направлении главного удара Мамая. Через нее проходил важнейший, давно наезженный путь от верховьев Дона к Москве. Город был защищен мощными оборонительными сооружениями, имел достаточные размеры, чтобы вместить большое войско, его связывали с Москвой хорошие дороги. Здесь хранились немалые запасы оружия и продовольствия. Здесь и предстояло провести смотр русским войскам, в последний раз перед битвой убедиться в боеспособности русских ратей.
Ордынское войско представляло собой совершенный боевой организм, более совершенный, чем армии тогдашней Европы. Оно имело единое командование, единую четкую организационную структуру. В татарском войске со времен Чингисхана сохранились традиции жесткой дисциплины.
Трусость, неисполнение приказа, неоказание помощи товарищу карались смертью вне зависимости от того, какое положение занимал провинившийся. «Когда войско находится на войне, то если у десяти человек побежит один, или двое, или трое, то все они умерщвляются, а если у десяти попадают в плен один или более, а другие товарищи не освобождают их, то они тоже умерщвляются». Ордынцы были искусными воинами. Основное их оружие — лук, которым они владели сызмальства. Ордынцы умели поддерживать небывало высокий темп стрельбы: 10-20 выстрелов в минуту. Говоря о тактике татар, итальянский путешественник Плано Карпини отмечал: «Они неохотно вступают в бой, но ранят и убивают людей и лошадей стрелами, а когда люди и лошади ослаблены стрелами, тогда они вступают с ними в бой». Воины были прекрасно вооружены, имели надежные доспехи, они буквально сжились с луком и конем, были исключительно ловки, очень неприхотливы, в бою не щадили ни противника, ни себя, расставались с жизнью легко, но ценили ее дорого. Вот с каким серьезным противником предстояло сразиться полкам Великого князя Дмитрия Ивановича.
По прибытии в Коломну Дмитрий Иванович приказал назавтра вывести все собранные ратные силы на общий смотр. Ранним утром следующего дня Девичье поле близ города огласилось звуками великих труб. Поле на возвышенном месте над Окой заполнила несметная рать. «И от началу миру не бывала такова сила русских князей», — говорится в летописях. Над сверкающим боевой сталью морем пехотинцев и всадников ветер с Оки развевал ратные знамена. Князь впервые видел свое войско во всем блеске и величии. И быть может, впервые ощутил захватывающую, окрыляющую силу единодушия, словно чудом поднявшуюся из темных глубин страха и розни.
Там, на Девичьем поле, русские рати были «уряжены», то есть собраны в единую армию. Высшей тактической единицей становился полк под командованием нескольких военачальников, полки разделялись на более мелкие отряды — стяги. Низшая единица была копье, не более десятка конных воинов. В стягах насчитывалось примерно 150 копий, в полках от 3 до 5 стягов. Все русское войско было разделено на 6 полков: Большой полк, Передовой полк, Полк правой руки, Полк левой руки, Сторожевой полк, Засадный полк. Большим полком командовал Великий князь Дмитрий Иванович. Засадным полком водительствовал Владимир Андреевич, князь Боровско-Серпуховской, и воевода Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский. Каждый полк и «стяг» получили свои знамена. Они должны были указывать ратникам место их отряда. Над большим полком реяло огромное багрово-красное знамя Великого князя с образом Спаса Нерукотворного. Его должны были видеть отовсюду. Пока оно пламенело над полем, каждый знал — стоит русская рать, не поддается врагу.
На великокняжеском дворе в Коломне Дмитрий Иванович держал совет с воеводами и союзными князьями: что делать дальше, на каких рубежах встретить недругов. Настала пора точных расчетов и выверенных движений. Военные приготовления не прекращались ни на минуту. Каждый день русское войско увеличивалось новоприбывшими ратями. Воины горели желанием скорее сразиться с врагом в смертельном бою. 20 августа Дмитрий Иванович с войском покинул Коломну. Русские полки двинулись на Дон, навстречу противнику.
Шестого сентября русское войско во главе с Великим князем Дмитрием Ивановичем уже стояло на берегу Дона. Предстояло решить важный вопрос: переправляться через Дон или остаться по эту сторону реки. От принятого решения зависело, какой образ действий будет избран: пассивная оборона за водной преградой либо прямой бой насмерть в открытом поле. Военный совет продолжался долго, единодушия не было. И все же спор решился в пользу перехода через Дон и безотлагательного вступления в бой.
Наступал великий праздник Рождества Богородицы, небесной Заступницы Руси. Русское войско и сам Дмитрий Иванович верили: в такой день победа неизбежно будет на их стороне. 7 сентября русские переправились через Дон и ступили на Куликово поле. Отступать было некуда: позади — Дон, впереди — неприятель. Оставалось — победить или умереть.
На исходе дня 7 сентября в наступивших сумерках первый воевода Дмитрия Ивановича, «нарочитый полководец» Боброк-Волынский, «уряжал» войска, где кому подобает стоять. Вперед были выдвинуты конные отряды Сторожевого полка, состоявшие из проверенных и сметливых воинов. Им предстояло завязать бой и заставить противника обозначить направление главного удара. Сторожевой полк должен был стать заслоном для основных сил от атаки конных лучников, с которой татары обычно начинали сражение. За сторожевым полком выстроились «великие полки» — главные силы русского войска. Передовой полк должен был принять на себя еще не обескровленного неприятеля, нанести ему как можно большие потери. Наиболее мощной была вторая линия основных сил войска. Ее центр составлял Большой полк. В него входили конные и пешие рати. При нем находилась ставка Великого князя. Здесь реял великокняжеский стяг. К Большому полку примыкали на флангах Полк правой руки и Полк левой руки. Был и еще один полк — Засадный. Он был скрытно сосредоточен в Зеленой дубраве, в стороне от главных сил. Его задачей было дождаться переломного момента сражения и затем неожи-
данной стремительной атакой свежих сил решить исход боя. В Зеленую дубраву князь Дмитрий Иванович направил лучших полководцев и своих ближайших сподвижников — князя Владимира Андреевича Боровско-Серпуховского и воеводу Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского.
Лучи закатного солнца огненными языками играли на доспехах ратников, тихо реяли золоченые стяги, трепетали лики святых на их полотнищах, будто они что-то хотели промолвить. В полках царили спокойствие и порядок. Все, казалось, были готовы встретить грядущий день, «умереть един за единого» и «друг за друга». Великий князь подъехал к своему знамени, спешился, опустился на колени и стал молиться перед образом Спаса. Окончив молитву, он поехал по полкам, давая последние наставления перед битвой: «Братья, уж настает ночь, грозный день приближается. Бдите и молитесь, мужайтесь и крепитесь, Господь с нами».
«Сказание о Мамаевом побоище» повествует о том, что в ночной час Великий князь Дмитрий Иванович и воевода Боброк-Волынский выехали далеко в поле. Они были одни, без свиты. Остановившись меж двух враждебных станов, они стали прислушиваться к звукам ночи. Со стороны татарского войска слышались «стук велик, и клич, и вопль». Позади Орды зловеще выли волки, кликали вороны и гомонили птицы. На русской же стороне царила «тихость великая». Только виднелись огненные зори, точно кровь выступила на небе. Боброк слез с коня и припал ухом к земле. Встав в душевном смущении, он поведал князю, что слышал, как плачет земля.
Наступил рассвет, но поле все еще тонуло в океане тумана. В этой сырой непроглядной мгле оба войска не видели друг друга. Лишь время от времени то на одной, то на другой стороне начинали зловеще реветь боевые трубы, играть зурны и органы, глухо бить барабаны.
Так полководцы подавали сигналы отрядам. Русские полки выстроились в боевой порядок. К сражению, будто к празднику, ратники по обычаю надели лучшие одежды, вычистили до зеркального блеска оружие и доспехи. Над каждым отрядом реяло знамя. В этот час Великий князь вновь объехал войско.
Он ободрил воинов добрым словом, призвал не страшиться смерти, помнить о жизни вечной, о спасении душ, погибших за правое дело. Воины все как один отвечали, что готовы победить или умереть.
Вернувшись в Большой полк, Дмитрий Иванович снял с себя богатое княжеское облачение и отдал одному из самых близких людей своего окружения, любимому Михаилу Бренку, сам же, как простой воин, встал в строй. У Дмитрия Ивановича были веские мотивы поступить именно так. В нем жили древние дружинные традиции, предписывающие князю храбро рубиться во главе своих воинов, увлекать их за собой. Он отдавал себя на высший, Божий суд. В ответ на увещевания приближенных не подвергать себя опасности, Дмитрий Иванович говорил: «Хочу с вами общую чашу испить и тою же смертью умереть за святую веру христианскую! Если умру— с вами, если спасусь — с вами!»
В начале сражения Великий князь выехал в Сторожевой полк. Только отсюда можно было собственными глазами увидеть, как развертываются войска противника, составить представление о его намерениях, о направлении ударов.
В шестом часу утра (по современному времяисчислению между 10.30 и 11.30) русские воины увидели вдали надвигающуюся темную тучу. Орда шла во всей своей страшной силе. Многочисленные передовые отряды легкой конницы вскоре вошли в соприкосновение с русскими «сторожами». Завязались мелкие стычки, поединки. Из ордынского войска выехал богатырь Челубей. Он выделялся силой и статью. Никто не решался на поединок с ним. И вдруг из русского войска выехал Александр Пересвет, тот самый чернец, которого благословил преподобный Сергий Радонежский на битву с татарами. Со словами: «Игумен Сергий, помогай ми молитвою!» — воин-схимник поскакал навстречу могучему татарину. И ударившись крепко копьями, едва место не проломилось под ними, оба упали на землю и скончались. Этот поединок, за которым, затаив дыхание, следили оба войска, стал сигналом к началу битвы.
Со стороны Орды раздался тысячеголосый леденящий душу крик. Татары устремились вперед. Русские с возгласом
«С нами Бог!» двинулись навстречу им.
Гигантская битва, словно страшная мельница, перемалывала рать за ратью, полк за полком. Над тучами пыли, поднятой тысячами ног и копыт, стоял лязг оружия, треск ломавшихся копий, разносилось конское ржание, раздавались крики людей. Прошел час с небольшим после начала битвы, а передовые полки уже были расстроены. Они понесли тяжелые потери, погибли многие полководцы. Теперь вся тяжесть битвы легла на Большой полк. Татарская конница навалилась на него всей своей мощью. Начальный удар пришелся на пешую рать. Ратникам приходилось, отбросив бесполезные в такой тесноте длинные копья, отбиваться мечами и кинжалами, крюками стаскивать всадников с седел. Пешцы несли ужасные потери. «Аки древеса сломишаса и аки сено посечено лежаху», — говорит об этом Никоновская летопись.
На третьем часу полк едва держался. В его рядах зияли бреши. Бой кипел уже в самом сердце Большого полка, у велико-
княжеского стяга. Сражаясь под ним, погиб Михаил Бренок. В схватке за знамя полегло много воинов, не раз огромное полотнище с образом Спаса Нерукотворного падало, подсеченное татарскими саблями и топорами. Казалось, еще мгновение, и все русское войско дрогнет, рассыпется, обратится в беспорядочное бегство. Но стяг вновь поднимался над гущей боя, полк смыкал ряды. Татары отходили, чтобы через короткое время, собравшись с силами, напасть опять.
Великий князь находился в самой гуще боя. Он пытался следить за ходом сражения, руководить войсками. Но уже не было на поле места, где ни свистели бы стрелы, ни звенели мечи, ни лилась кровь.
Три часа невероятно тяжелого боя дорого обошлись и Орде. Татарское войско поредело наполовину, было истощено и физически, и морально. Но все же численное превосходство и инициатива оставались на стороне Орды. Мамай решил: настала пора последней атакой сокрушить противника. С копьями наперевес татары лавиной обрушились на обессиленные русские полки и после жестокой сечи прорвали их линию. Между Большим полком и Полком левой руки образовался разрыв, в который устремлялись все новые и новые татарские тысячи, расширяя брешь в русском строе, дробя его на части. Смертельно утомленные полки и стяги, лишившись многих командиров, перемешались, их боеспособность упала.
Близился полный разгром. Мамай уже торжествовал победу, не предполагая, что в Зеленой дубраве Засадный полк дожидался своего времени. Когда в бою наметился перевес татар и они начали одолевать, князь Владимир Андреевич в нетерпении обратился к Боброку. «Какая польза в дальнейшем стоянии здесь? — говорил он. — Кому нужна будет помощь, если наши князья и бояре, сыны русские, напрасно погибают от поганых, будто трава клонится!» Но условия для успешной атаки еще не созрели, а преждевременные действия принесли бы только вред. Воеводе с трудом удавалось сдержи-
вать воинов, рвавшихся в бой и рыдавших от бессилия спасти товарищей. Боброк ждал, когда Мамай из-
расходует свои последние резервы и ему нечем будет отразить наступление русских.
Увлеченные боем, татары не заметили скрытого в Зеленой дубраве Засадного полка, и он оказался у них тылу. Лучшего момента для решительной атаки быть не могло. Чутье полководца подсказало Боброку: пора! В ту же минуту воевода, сбросив личину внешнего спокойствия, закричал «гласом великим»: «Князь Владимир, наше время настало, и час пришел!.. Братья мои, други, дерзайте, сила Святого Духа помогает нам!». В считанные минуты все на поле битвы изменилось. Многие видели тогда великое знамение: ангелы и святые мученики — Георгий Победоносец, Дмитрий Солунский, святые братья Борис и Глеб во главе с самим Архистратигом Божиим Михаилом, блистая как солнце, повергали врагов ниц страхом Божиим. В сражении произошел решительный перелом. Войско Мамая стало распадаться под ударами русских. Вскоре оборона окончательно рухнула: началось повальное бегство татар. Мамай одним из первых покинул поле боя, подав этим сигнал к бегству остальному войску. Весь остаток дня русские преследовали бегущих ордынцев, уничтожая их. Погоня продолжалась вплоть до реки Мечи.
Куликовская битва длилась около четырех часов. Все поле, сколько видел глаз, представляло кровавое побоище. Едва опомнившись от контузии, Дмитрий Иванович приказал подать коня. Со скорбью взирал он на тела убитых сподвижников, друзей, родных, дружинников. Несмотря на то, что тел было без счету, а сил у воинов уже не оставалось, Дмитрий Иванович приказал похоронить всех: «Да не будут отданы зверям на съедение тела христианские». Несколько дней русские хоронили своих убитых на Куликовом поле.
1 октября 1380 года Москва встретила героев Куликова поля. После молитвы в Архангельском соборе Великий князь Дмитрий Иванович вошел в набережные палаты Кремля и сел на отчий престол. В этот же час, за десятки верст от Москвы, игумен Сергий Радонежский внезапно прервал монашескую трапезу. Встав из-за стола, он стал читать хвалебную молитву. На общее недоумение Сергий отвечал: «Я вам, братие, говорю, что князь Дмитрий Иванович вернулся на свой престол невредимым».
…Минуло уже больше шести веков с тех пор, как на поле Куликовом сошлись в небывалой битве два воинства, два мира. Но память Куликова поля продолжает жить и поныне. Ведь память эта утверждает ценности непреходящие, истины вечные — что поднявший меч от меча и погибнет, что не в силе Бог, а в правде и что нет счастья выше, чем отдать душу свою за други своя, за родную Отчизну.
По книге Б. Арсеньева
«Москва и Куликовская битва»
подготовила Ирина Есинская