Газета "Вестник" № 26 - 2016 г.

Продолжение.

Начало в №№ 23-25

Помимо лицемерия фарисейству присущи такие характеристики, как формализм, категоричность, жестокость, мелочность, нарочитость, демонстративность, морализаторство, начетничество, фанатизм.

– Формализм – неспособность отступать от буквы правил (законничество), нежелание «нарушить» даже тогда, когда это необходимо для того, чтобы «исполнить». В основном формализм проявляется во время исполнения  «ритуалов» и «обрядов», причем формалисту просто нет до них дела, все делается для галочки, главное, чтобы все совершалось по форме… Например, человек долгое время каждый месяц приходит на Исповедь, чтобы только получить допуск к Причастию, кается в одних и тех же грехах – для него все превращается в рутинную обязанность,  Исповедь становится формальной. А ведь исповедоваться необходимо искренно, не формально, иначе идет разрушение духовной жизни человека, живой веры. При регулярной, но формальной, исповеди у человека появляется фарисейское, легкомысленное отношение к своей греховности, что очень опасно, так как от этого напрямую зависит спасение души. Вот почему формализм – это «закваска фарисейская». Требования совести не формализуемы: невозможно дать точных рекомендаций, шаблонов, пригодных для всех и всегда. Поэтому в Православии нет четких правил, сколько нужно кушать в граммах во время поста, не дается указаний, сколько именно раз нужно прощать своего обидчика. Когда вера не заформализована, тогда человек никогда не ощутит себя правым перед Богом или своей совестью.

Неформальная вера – это и внутреннее доброе расположение,  в основании которого нелицемерная любовь к ближним. Господь  не примет молитвы, если ты в ссоре с братом. Иисус Христос сказал: «Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Матф. 5:23-24). То есть не надо лицемерить – прежде примирись с братом своим, ведь сказано: «Кто говорит: “я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 20). Поэтому и две лепты вдовы, отданные от чистого сердца, то есть неформально, были оценены Христом так высоко: «…истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу» (Марка 12:38–44). Обратите внимание: «…больше всех…»!

Православие – это путь свободы и любящего сердца. Нам необходимо проявлять сострадание, сочувствие и понимание к ближним, но как именно это должно происходить в каждом конкретном случае, этого формально определить невозможно. 

Фарисеи вроде бы служили Богу, однако делали это так, будто бы исполняли закон только «для галочки», чтобы просто отделаться, отдав формальный долг. Это просто механичное послушание. Душевная черствость, мнящая себя праведностью. Претензия на формальное обладание высшей истиной делала совесть фарисея непробиваемой для не удобных для него фактов.

Итак, формалисту нет дела до сути происходящего. Главное, чтобы все совершалось по форме. Основное внимание – мелочам, как у старообрядцев, крестившихся двумя перстами, которые могли за это отдать жизнь, только чтобы не перейти на совершение крестного знамения тремя пальцами.

– Категоричность – в смысле покорности принципам как алгоритму поведения, который ни в коем случае нельзя изменять. Это создает благодатную почву для всевозможных суеверий. Принципы превращаются в некие магические формулы, заклинания, успокаивающие  голос совести: поскольку я исполняю принципы – значит, чист и праведен. Такая принципиальность, через неукоснительность исполнения, естественным образом переходит – в жестокость, нередко даже в ее  крайние формы, так как подменяет собою совесть. Господь говорил так: «…наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу» (Ин. 16, 2).

А где жестокость, там  нередко и мстительность. Она тоже была свойственна фарисеям во времена земной жизни Спасителя. А что такое мстительность? Это, по сути, животный инстинкт. Как-то знакомый рассказал мне такую историю: у них на крупном предприятии один мужчина ударил палкой бродячую собаку, которая слонялась по территории завода. И вот спустя сутки этот мужчина стоял в очереди в заводскую кассу, чтобы получить зарплату. Вместе с ним в очереди стояло около двадцати мужчин. Вдруг откуда ни возьмись к очереди быстро подбегает эта собачонка и с разбега кусает за ногу своего вчерашнего обидчика… Вот наглядный пример мстительности. Нечто подобное свойственно и детям. Например, недавно мне знакомый верующий рассказал такую историю: трехлетнего малыша мама наказала за какую-то провинность. Спустя время эта женщина присела на маленькую скамеечку и стала вязать. Малыш подошел тихо сзади и сильно ударил маму по голове деревянным молотком… В общем, мстительность свойственна «ветхому» человеку, живущему по букве закона. Но те, которые Христовы, постоянно распинают своего ветхого человека с его страстями и похотями.

Где нет великодушия и любви, там зачастую присутствует  мелочность,  нарочитость (фальшивая искусственность),  демонстративность (с духовной точки зрения – развитая страсть тщеславия, а с психологической – деструктивное поведение, приводящее к неврозам, фобиям, навязчивым состояниям) и морализаторство, грешащее слепым схематизмом и нездоровой жаждой все осуждать.

Кроме того, морализаторство само по себе является  одной   из   форм  манипулирования  и   диктата. Неудивительно, что фарисеи очень любили миссионерствовать. Это им Христос говорил: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного». Однако своим чрезмерным миссионерским усердием они преграждали путь в Царство Небесное тем, кто действительно искал Бога (Мф. 23:13), и вели обращенного ими язычника к верной духовной смерти. Не зря Спаситель называет фарисеев сынами дьявола (см. Ин. 8:44).

Важный компонент закваски фарисейской – это опасная игра в избранность и благородство.

Фарисеи были убеждены в том, что они – единственно подлинные дети Авраама и сыны Божьи (Ин. 8:33–47), то есть люди духовно совершенные. Это ложное убеждение делало их надменными, властолюбивыми, ревностно поддерживающими свой престиж. А ведь подлинное человеческое благородство (в отличие от фарисейского «благородства») рождается именно из сочувствия ближнему, «эмпатии».

К слову, несгибаемость фанатика основана на убеждении, что он познал истину и живет в ней, что ему даны «ключи разумения», поэтому он и требует от других подчинения и служения этой идее.  Причем если фанатик и допускает у других какие-то сомнения, то это означает лишь то, что сначала он берется исправлять заблуждающихся «методом убеждения», за которым непременно последует «метод принуждения». Фарисейство – это набожное бездушие, безжалостная нравственность, а также лицемерие, тщеславие и властолюбие, прячущиеся за религиозное рвение.

Фарисейство опасно еще и тем, что оно, часто порождает религиозный фундаментализм, фанатизм и экстремизм. Ибо характерные черты фарисейства: морализаторство, двойные стандарты, строгое деление людей на грешников и праведников, причем часто лишь по внешним признакам, ритуализация религиозной жизни, а также буквальное понимание религиозных истин (следование букве закона). Более того, «фарисейская закваска» зачастую толкает человека на социально-религиозную активность: он, считая себя праведником, чувствует за собой моральное право учить других истине,   наставлять   заблудших   «на   путь   истинный»,   помогать другим «обрести Бога» и прочее. Это приводит к активной самовольной религиозной проповеди, нередко самовыдвиженческой. Так появляются современные «зилоты» (с греч. «ревнители»),  с ревностью не по разуму радеющие за «чистоту» веры, находящие свое призвание в постоянном поиске инакомыслящих, «еретиков», «обновленцев» и т.п. Кроме того, позиция осуждения другого как грешника непременно влечет за собой жестокосердие, которое является препятствием к подлинной любви и помощи ближнему. Вместо этого есть законнический суд, оправдывающий себя и безжалостный к другому.

В современной приходской жизни,  например, это проявляется как деление некоторыми прихожанами людей на «своих» (воцерковленных) и «чужих» (невоцерковленных) и подспудно возникающее осуждение «чужих», отношение к ним как к людям более низкого сорта. Следствием такого отношения часто бывает религиозно мотивированная агрессия, чуждая христианской любви. Грех фарисейства в принципе блокирует чувство любви к ближнему. Хотя здесь возможна и обратная  последовательность:  именно отсутствие любви в душе человека и порождает фарисейство как замену этой любви. Механизм простой: пустота в душе, образующаяся вследствие отсутствия подлинной духовной жизни, отсутствия любви, и является питательной средой для фарисейской закваски. Не имея духа любви, такие люди начинают строить свою жизнь на букве закона как религиозном ориентире. Фарисейская закваска в человеке достаточно трудно различима, по той причине, что она является феноменом внутренней жизни верующего.  А значит, фарисейство внешне практически незаметно, и его часто трудно отличить от действительного благочестия, так как оно маскируется под подлинную духовную жизнь.

В основе фарисейства  – нравственный религиозный закон с внешней атрибутикой, а не живая вера, не взаимоотношения человека с Богом. В данном смысле фарисейство показывает отсутствие настоящей встречи человека с Богом. Если человек пережил в своей жизни такую Встречу, его восприятие всего в Церкви становится глубоко личным, как со-работничество и благоговейное молитвенное соприсутствование с Богом. То есть человек начинает жить во славу Божию. Если такой Встречи не происходит, то она подменяется обрядоверием, нравственным учением, корыстными выгодами от причисления себя к чадам Церкви.  В этом случае вера становится во многом интеллектуальной,  продуктом умствования, служащим человеку для объяснения событий повседневной жизни, для рассуждения об устройстве мира, а то и для осуждения ближних. Как мы видим, разница между фарисейством и подлинной верой кроется в самой внутренней составляющей этой религиозной веры.

Продолжение следует.

Андрей Сигутин